Бондаж Шибари, эстетика

Что отличает японский бондаж (шибари) от прочих видов бондажа? Ну, безусловно, верёвка. Когда мы произносим «шибари», то верёвка подразумевается сама собой. А что ещё? Почему увидев одного человека, связанного верёвкой, мы знаем, что это — шибари, а другой человек, в такой же верёвке — нет?

Видимо, что-то есть специфически японское в том, как вяжется шибари. Что?

Что представляет собой эстетика японского бондажа, из чего она складывается? Попробуем разобраться.

Дзен

Огромное влияние на японскую культуру оказал пришедший из Китая дзен-буддизм.

К сожалению, дзен — слишком обширная тема, чтобы можно было её всесторонне осветить, но некоторые особенности важны для понимания эстетики шибари.

Практика дзен предполагает постоянную медитацию, так называемое состояние «здесь и сейчас». Дзенский обычай самопознания через медитацию для реализации настоящей природы человека, с его пренебрежением к формализму, с его требованием самодисциплины и простоты жизни пришёл в Японию в XII веке, был ассимилирован и с тех пор ярко проявляется в культурных традициях страны.

Медитативные, созерцательные виды японского искусства легко назовет любой: икебана, сады камней.

И шибари.

Процесс достоин результата

«Если правильно взять лук, правильно натянуть тетиву, правильно прицелиться, правильно выстрелить — стрела сама попадёт в цель. Если же думать только о цели, глаза, руки и сердце не сделают того, что от них требуется, и стрела пролетит мимо»

В состоянии «здесь и сейчас» неразделимы процесс и результат. Излишнее сосредоточение на цели лишь отдаляет её, искажает начальный замысел. Спешащий путник придёт туда, куда хотел, но не увидит по пути ни игры света на вершинах гор, ни росы на травах. Тот же, кто сделает искусством процесс достижения, обогатится вдвойне.

Вместе с тем, процесс ради процесса — пустая трата времени. Можно бесконечно оттачивать мастерство, но если оно никуда не применяется, оно бесплодно.

Ярким примером может послужить японская каллиграфия. В японском письме важно не только что написано, но и как написано. Уважительное письмо должно выглядеть так, чтобы его можно было с гордостью и почтением повесить в доме на видном месте.

Поэтому нельзя сказать, что шибари — искусство строго функциональное. Ошибается тот, кто связывает лишь для результата. Лишь для того, чтобы выпороть, связать, заняться сексом. Не менее важен и процесс, во время которого Топ и боттом связаны крепче, чем может связать верёвка. И процесс этот должен быть неспешен, тщателен, красив. Он требует уважения к себе и даёт гораздо больше, чем можно представить, глядя лишь в конец пути.

Естественность

В западной традиции творец «берёт глыбу мрамора и отсекает от неё всё лишнее» по словам Микельанджело. Западный художник преобразует мироздание, кроит его под себя, создаёт свои творения «по своему образу и подобию», противопоставляя себя первозданному Хаосу, и таким образом утверждает себя в мире. Для японца такой метод творения странен и непривычен.

Японец не отделяет себя от мира, в котором существует. Он — часть этого мира. Такая же, как ветер, как деревья, как пролетевшая птица, как тень, отброшенная на стену хижины. Как утверждает себя цветок? Стремится ли к результату вода, вытачивающая из камня причудливые фигуры? Красоту не нужно вырывать силой у природы. Красота уже есть. Её нужно лишь увидеть и запечатлеть.

В традиционной японской поэзии танка издревна существует термин «югэн». «Югэн» (буквально: сокровенное и тёмное) был вначале философским термином китайского происхождения и означал извечное начало, скрытое в явлениях бытия. В японском искусстве «югэн» — сокровенная красота, не до конца явленная взору. Но к ней можно указать дорогу. Для этого достаточно немногого: намёка, подсказки, штриха. «Югэн» может таиться и в том, что на первый взгляд безобразно, — как цветы прячутся в расщелинах тёмной скалы.

Шибари позволяет явить красоту, скрытую за наносным, «цивилизованным». Связанный боттом лишён возможности принимать «красивые» позы. Он уже не может «говорить телом». Остаётся лишь то, с чем он родился. Остаётся физическая красота тела и красота духа. Но при этом истинная красота всегда недосказана. Откровенность, обнажённость лишает возможности постижения. Верёвка под одеждой — очень по-японски. Красота шибари целомудренна.

Целомудрие

Японский феодализм родил понятие «гири» — «приличествующая обязательность». Для японца нарушение приличий — это позор, потеря лица, страшнее которой нет ничего. Самураи совершали сэппуку (ритуальное самоубийство), лишь бы не потерять лицо. И, конечно, нужно иметь в виду, что приличия — это не список заповедей, с которым всегда можно свериться. Отсюда и родились японские вежливость и предупредительность. Японец постарается сделать всё, чтобы его собеседник не потерял лица даже по недоразумению.

Груз приличий настолько тяжёл, что традиционными являются попойки, которые можно сравнить с западными карнавальными праздниками. На пирушке, по всеобщему негласному соглашению, можно не следить за своим поведением. Всё, что сделал пьяный японец, будет не только прощено, но и безоговорочно забыто. Потому, что все знают: человек не мог себя контролировать.

То же и в шибари. Верёвка позволяет вопиюще нарушать приличия — неподобающе выглядеть, обнажаться в неподобающих местах — но при этом щадит стыдливость боттома. Нарушение приличий даёт сильный эротический эффект, а верёвка снимает ответственность за «неприличный» поступок.

Минимализм

В японской художественной традиции ценится искусство явить красоту малыми средствами. Акварель одним взмахом кисти. Трёхстрочные стихи-хокку, таящие в себе глубину. Искусные фигурки-оригами, сложенные из одного бумажного листа.

Такие творческие формы дают обильную пищу для созерцательных размышлений, поскольку, как говорилось выше, процесс постижения не менее ценен, чем результат.

Чем большие средства вложил художник в своё творение, чем больше он его детализировал, тем меньше сможет участвовать в его творчестве зритель, или читатель.

Не менее ценится ощущение лёгкой незавершённости творения. Например, стих-танка состоит из пяти строк. В первой и третьей пять слогов, в каждой из остальных по семи: для танка характерен нечет. И, как следствие этого, постоянно возникает то небольшое отклонение от кристально-уравновешенной симметрии, которое так любимо в японском искусстве.

Японцев особенно привлекает неуловимость, изменчивость вещей. Ускользающее — прекрасно, постоянное и неизменное — нет.

Шибари, родившееся на том же культурном фундаменте, что и прочие японские искусства, отличается теми же особенностями. Минимальное количество обвязок, необходимых для явления замысла Топа, умение при помощи всего лишь верёвки подчеркнуть необходимое и затенить несущественное, создать мгновение красоты, которое останется лишь в памяти — вот путь Мастера.

Акцентированная сексуальность

Несмотря на крайне строгое отношение к приличиям, в Японии не существует сексуального ханжества на западный манер. Мальчиков и девочек не растят в уверенности, что они, в основном, одинаковы. И им не приходится позже с удивлением узнавать насколько они разные. Во всяком случае, в традиционной японской семье поощряется разделение по половым ролям с младенческих лет, включая и сексуальный аспект. Разделение на мужчин и женщин у японцев настолько явственно, что даже формы речи поделены на мужские и женские. Употребление мужчиной женских речевых форм — в лучшем случае смешно. Употребление женщиной мужских форм — и вовсе позорно.

Шибари, унаследовавшее традиции ходзёдзюцу (искусство связывания пленных), точно так же делит боттомов на мужчин и женщин. В женщинах является сила Инь, подобная воде. Принимающая, покорная, медленно закипающая и медленно остывающая. В мужчинах же является сила Ян, подобная огню. Пылкая, агрессивная, быстрая.

И Топ, помогая боттому, явить его Инь или Ян, вместе с боттомом создаёт красоту соответствия. Здесь и сейчас боттом являет свою женственность. Или мужественность.

Заключение

Отличия шибари от «западного» бондажа (а как ещё называть то, что с верёвкой, но не шибари?) кроются в отличиях японской культуры от западной. К пониманию этих различий может привести, например, интерес к японской поэзии, или к живописи. Или увлечение единоборствами. Или даже любовь к аниме. Стоит только начать, увлечься и со временем станет ясно, что цель всё ещё впереди. Но и путь достоин цели.

А верёвка — всего лишь инструмент. Как кисть и тушечница.